Андрей Фирсов

Запрещённые рассказы*

(черновики)

* однажды, году примерно в 2004, мой приятель посоветовал мне «подкалымить», написав для одного известного охотничьего издания, пару-тройку рассказов. Я по-быстрому сделал, но их не приняли, сказав, что такое запрещено печатать.

Боевой гончий кобель Набат

Набата воровали в третий раз. Вообще-то гончего на самом деле звали не Набат, а Соловей, но второй хозяин переименовал его. Может, ему не нравилась настоящая кличка собаки, а может, он вовсе и не знал её. Самому кобелю, больше нравилось Набат, впрочем, как и кобель, а не выжлец. Почему-то все кобели, а он вдруг какой-то не понятный выжлец. Сам ты выжлец! – сетовал на тех, кто так обзывался, Набат. – А Соловей? Ну, разве может быть здоровый, мощный гончий, с таким голосищем – Соловьем? Какой на хрен Соловей может вцепиться кабану в морду и не отпускать пока того не зарежут? А догнать и поймать зайца или лису? Да он, своего голоса иногда сам пугается, а какой голос у Соловья? Здорово было если б, Заграй, но так его никто не называл. Ну да ладно, Набат тоже хорошо. Так гончий и считал себя кобелём Набатом.

В первый раз, Набата украли еще в трехнедельном возрасте. Правда, что произошло в ту ночь, он осознал только в два с половиной года, когда его снова украли.

Вместе с пятью братьями и сестрами, Набат, тогда еще вовсе без имени, лежал в уютном гнездышке, у мамкиного живота. Вдруг та, радостно скуля, выскочила из будки, ослепил яркий свет, и чья-то рука, схватив его, сунула за пазуху. Потом бежали бегом, ехали на мотоцикле и через какое-то время, всё та же рука, передала Набата в руки человека, который оказался его первым хозяином. Сначала Набату было так жутко и тоскливо, что он бесперестанно скулил и завывал. На основании чего и получил свою первую кличку. Но через пару дней пообвыкся и жизнь пошла своим чередом. Его хозяином оказался парень лет шестнадцати, что жил в крайнем доме деревни, вдвоем с матерью.

Это были самые счастливые годы в жизни Набата. Он целыми днями ел кашу, пил молоко, бегал по двору, открыто гонял кошек и втихаря кур, лазил под крыльцо доставать ежика, и два раза в день, облаивал огромную страшную корову. Когда Набат немного подрос, парень стал его брать в лес на охоту, и кобель понял, в чем его призвание. Оба были молоды и неопытны, но в то же время смелы и неутомимы. Они натаскивались вместе, один другого подхлёстывая, и вскоре лес увидел, не по годам блестящие результаты.

"Что ты там телишься?! – ругал порой кобель охотника. – Подходи быстрее, только трещи поменьше. Когда приблизишься, буду орать во все горло, даже если подшумишь – я заглушу! Только не маж, пожалуйста, и меня не зацепи!

"Ага! На месте! Пусть маленько обстоится, обслушается и начну подкрадываться ", – оценивал ситуацию парень.

"Что ты резину тянешь, болван?! Он ведь стоит-стоит, а потом как ломанется. Я ведь такую махину не удержу!" – бубнил гончий, а сам, очень тактично и стараясь не спугнуть, облаивал зверя.

"Какого хрена, ты голоса мало даешь? Как подходить? Ни ветринки – услышит! – ругал охотник собаку. – Ори "как резанный"!

"Чего ори?! Орать буду – напугать могу! – матерился кобель. – Орать надо в самом конце, когда ты уже рядом, а сейчас – потихоньку, осторожно".

"Ну, давай! Атакую! Ори сильнее! – телепатировал парень Набату. – Молодец! Хоть на танке подъезжай! Есть!"

У обоих радости до кончиков хвостов. Прыгают, обнимаются, целуются – дети, самые что ни есть дети. Друг друга без слова понимают.

Или бывало: "Придурок, подшумел! Хлыкает сапогами на весь лес! Всё, уже настрополился! Сейчас схвачу его за ухо и буду держать, пока сил хватит! Только недолго! Беги бегом!"

А в ответ: "Бегу, бегу, родной! Сейчас, я уже рядом! Подержи еще чуть-чуть!"

Или вот так: "Вот чучело! Третий раз мимо него зайца прогоняю, а он не стреляет! Самому что ли ловить?! Может еще ободрать и шкурку выделать?!"

На что: "Ну, отморозок, вот прицепился к этому драному зайцу! Кабана надо искать, а он тут фигней занимается!"

" Тебя не поймешь, то тебе то давай, то это! Сам определись сначала", - брюзжал кобель, бросая зайца.

"Жаль, у животных все поступки инстинктивны. Не понимает собака, когда зайца гонять, а когда крупного", – вздыхал охотник.

"Да пошёл ты… Самому лень на поводке до следа вести. А я, знаешь – нервный, не могу спокойно видеть, как зайцы расслабляются. Чуть, что сразу – животное. А кто из нас по ночам шляется инстинктивно? Понимал бы чего в биологии, двоешник!" – обиженно огрызался Набат, но сразу же прощал хозяина.

Так и охотились. Друг друга учили, друг другу помогали, друг без друга жить не могли. В возрасте двух с половиной лет, кобель стал темой разговора у охотников всей округи.

Забрали парня в армию. Уже целый месяц гончий не был на охоте. Стал выть по ночам, а потом и днем тоже. Здорово затосковал.

"Какая армия? Какой долг Родине? Когда он успел ей задолжать? Могли бы зверюшками рассчитаться, коли такое дело, – размышлял Набат. – Ну да ладно, как-нибудь дождусь".

А однажды в темноте, кобель услышал осторожные шаги. Принюхался – незнакомец, но пахнет охотником. Не стал лаять – может на охоту? Незнакомец подошел, хлопнул себя по ноге и достал из кармана поводок.

"Точно! На охоту! Наверное, на норы! Ура!" – завилял хвостом гончий. Его сняли с привязи, и повели в темноту.

"Что-то не в сторону нор? Может на другие? Машина. В ней еще незнакомец. Затащили в машину, куда-то повезли. Фу, как здесь воняет! Даже тошнит. Быстрее бы приехать. Все не могу, сейчас вырвет. Приехали наконец-то. Черт бы их побрал, опять на цепь посадили! Может утром на охоту?"

А утром незнакомец подошел к нему, дал кусок колбасы, миску вкусного супа, и гладил, называя Набатом.

"Набат, неплохая кличка, лучше, чем Соловей, – задумался Набат. – И суп отменный. Ладно пока, посмотрим, что дальше будет".

Прошла неделя. Все так: Набат, кусок колбасы, вкусный суп.

"Ооо… Незнакомец с ружьем и рюкзаком. Идет ко мне! – Набат заскулил и завилял хвостом. – Так… Достает поводок. – Набат запрыгал и заголосил. – Ура! На охоту!"

Сразу же зайца. Погонял полчасика и незнакомец убил его. Погладил, похвалил.

"Неплохой охотник, по месту стоял. Лосем пахнет. На лежку собирается. Вот он! Одичавшая помесь осла и верблюда. Думал от меня в вырубке спрятаться? Глупое животное! Чего башкой крутишь? На меня смотри! На меня все внимание! Рожишки-то позорные, как у козы. А где интересно этот, ну, охотник? Я бы, лось, на твоем месте в норе жил, пока они не отвалятся. Ууу…Внимание! Ты полегче копытами маши, а то ногу подвернешь, скотина! – уворачиваясь, огрызался Набат. – Твое счастье, что надо этого охотника ждать, а то бы, я запрыгнул тебе на холку и сделал массаж шеи. Чего он там сопли жует? О, лезет! Треску, как будто у него сорок ног!"

"Ай, какая собака, ай, как работает, как мне все будут завидовать, – восторгался охотник, – не зря рисковал!"

"Блин, придурок, куда стреляешь? Ты чуть в меня не попал, разуй глаза- то! Ба! И второй раз промазал! Ну и лошара! Побежали. Ну и сколько я еще этого скакуна гнать буду? Мы ведь в разных обувных категориях. Да хрен с ним, а то когда еще на охоту попаду. Светает. Наверное, пора завязывать, я уже почти сутки лаю. Ну ладно, еще часок и все. Хорош. Хотел часок, а уже день белый. Все, стоп. Фу… Уморился, попить надо. Фу… Куда же мне теперь? Назад своим следом? А ради чего? Куска колбасы и миски супа? Нет! К этому, который меня украл? А кто он мне? Кто? Конь в пальто! Промазал дятел! Меня чуть не порешил! Пусть сначала по ведру стрелять поучиться, а потом на охоту ходит! Зайца то я и без него поймать бы смог, если б надо было! Пойду свой дом искать! А в какую хоть сторону идти? Вон деревня, собаки лают, не наши собаки. Ещё деревня. Ещё. Ещё. Всё не знакомые деревни и сёла. Опять не та, ну ладно зайду, пожрать бы надо чего-нибудь. О, ферма, молоком пахнет, кишками коровьими. Перекушу маленько и дальше".

Но перекусить на ферме, оказалось не просто. Кишки давно были съедены местными собаками, а за два глотка молока из, случайно не закрытой фляги, Набат получил скребком по хребту.

"Пойду на помойку. Стыдно конечно, но жрать охота, как никогда", – решил Набат. Но и на помойке, всё уже было подъедено местными. "Что ты как бомж по помойкам шныряешь, – ругал себя гончий. – Боевой, охотничий кобель Набат! Иди в лес, поймай зайца или кабанёнка, и наешься! Пошёл Набат в лес, но сил осталось так мало, что и там ни чего не получилось. "Надо идти дальше, искать свой дом. Деревня, другая, третья – всё не те. Сил нет совсем. Надо отдохнуть. Загляну на следующую ферму и если есть нечего, то хоть посплю на сене". Зима застала Набата, возле той фермы. Редкий раз, если чего перекусить удавалось, тощий стал кобель, совсем ослаб. "Как холодно, хорошо хоть сена вокруг фермы много, всё не на снегу, жаль собаки сено не едят, – лежал под метелью Набат. – Хватит ныть. Хозяину твоему не известно, каково в армии, может ещё хуже, но он тоже боевой охотничий парень, и ни когда не стонет. Вот бы встретится! Пусть бы хоть и Соловьём называл, лишь бы с ним. Не уж то я тут так и подохну? Возле этой вонючей фермы? Я, боевой охотничий кобель Набат?! Да ни за что! Уж если и подохну, то на пути к своему дому! Набат встал с сена и пошёл. Сил еле-еле хватило, до следующей фермы.

Ещё две недели продрягался Набат там и может уже бы подох, если б скотник не сосватал его, за бутылку, какому-то охотнику.

Опять посадили на цепь. Стали кормить. Набат отожрался, и его взяли на охоту. Охотник тот, оказался еще чуднее предыдущего. Пришли в лес. Поднял гончий зайца. Круг – не там встал, второй – промазал, третий – опять не Слава Богу, четвертый. – "Да пошел он к черту, пусть на ежиков охотится", – плюнул Набат, бросил зайца и побежал искать свой дом.

"Не наша деревня. И эта не наша. И это снова не наша. Уже несколько дней бегу, загляну-ка я на ферму. Здесь как "Мамай прошел", даже хвоста коровьего нигде не валяется. Пойду дальше. Может, в следующей деревне чего перекушу".

В следующей деревне Набата ждали перемены. Сначала он причуял крайне интересный запах. Стал разбираться. Добрал. Оказалось этот запах исходит от молодой и очень интересной дамы, внешне, как две капли, похожей с ним. Дама сидела возле одного из домов на цепи, а наружный периметр забора контролировали штук пять деревенских дворняг. Дворняги, было стали бычится, но после того, как Набат представился им, показав клыки, успокоились. Гончий не стал дежурить на периметре, а перемахнув через забор, очень близко познакомился с дамой. Её хозяин радостно принял нового родственника, и уже через пару дней, Набат был посажен на цепь и поставлен на довольствие.

Охотник оказался не совсем бестолковым, и Набат прижился у него, сознательно возвращаясь с охоты назад. Все бы ничего, только было одно но… Охотник этот игнорировал крупного зверя. Гоняли для него, Набат с дамой, зайца и лису – охотится, а если большого зверя Набат лает – даже не подходит. А раз, даже попытался ударить Набата за это, правда после долго прихрамывал. Вот мухоловка! А что поделаешь? Здесь хоть кормят, на охоту выводят, эта Маруся под боком. Идти дальше свой дом искать? Конечно надо бы, только куда? В какую сторону? Надо как следует подумать.

Новый хозяин дал Набату кличку – Заливай. "Вот блин, хрен редьки не слаще. Один Соловей, другой Заливай. И чего не Наливай? Самого то интересно как зовут? Поди, Акакий какой-нибудь. Да Бог с ним, меня уж, как только не называли. Весной пойду свой дом искать".

"Оба на! Знакомый секач! Это он меня пырнул, когда я ещё молодым был. Ну-ка посмотрим, каким ты стал. Песок еще не сыплется? Под елкой лег? Веток под брюхо наломал? О здоровье заботишься, свинья вонючая?! Подъем! Не спать – замерзнешь! На-ка я тебя сразу за гачи, вместо утреннего кофе. Что не нравится? Попробуй, догони! Смотри под ноги, а то в дуб врежешься – башку сломаешь! Догнал? А ну-ка еще разочек! По старой памяти! Ага, не очень приятно?! А помнишь ты меня также? Так это ты раньше был молодой, шустрый, а сейчас жиром заплыл! Пока разворачиваешься, я посикать успел бы. Клычищи-то отрастил! Подожди, отшибут их, вешалку сделают. Я бы тебе конечно пятак-то отгрыз, но твое счастье, напарник у меня такой падалью, как ты, брезгует. Запыхался? Давай еще приемчик! Ап, за самое интересное место! О, мужчина, что-то в вашем реве слышны нотки ужаса? Это тебе не маленьких обижать! Ну и долго ты меня тут по ельнику таскать будешь? Сдавайся лучше! – Лапы вверх! Вонючка! А теперь, что делать будем? Ну вот, весь гонор куда девался! Побежали, побежали! Давай, давай, быстрее, еще быстрее, может хоть на сучек какой наткнешься, да глаз выколешь! Давай, давай! А-я-яй!"

Набат так разошелся, повстречав старого врага, что гнал его и гнал, не задумываясь ни о чем. Набату хотелось выместить всю злость и на него и на жизнь свою. Кабан пёр, как курьерский. Набат даже и не думал его бросать. "Одно из двух, – предполагал он, – не загоню, так замучаю. Мне терять не чего!". Но произошло третье. Плесь! – выстрел. Плесь! Тук.

"Вот это ни фига себе. Валяется! Обалдеть! Охотник не знакомый, но молодец – пристрелил этого черта. Вот так, я тебе говорил еще тогда, подожди немного, дай срок и будет видно, чью шкуру первой повесят на заборе". – Набат рвал уже мертвого секача.

Теперь Набата воровали в третий раз. Охотник, что убил секача, перерезал глотку, достал веревку и с наглой мордой подвязал Набата. Ружье на плечо и повел куда-то, как будто, так и надо.

"Вот борзой, – возмущался Набат, – хоть бы мясом покормил. Вообще-то я не очень люблю кабанятину, дождусь колбасы и супа. Ну а чего? Охотник сразу видно крутой. Мы с ним кашу сварим. Поживу у него. А там видно будет".

Вышли на опушку. Стоит машина. "Ладно, уж потерплю, приедем, наверное, сразу колбасы даст, ну и супа". Ехали-ехали – приехали. Вышли из машины. Охотник подвел Набата к дому и вдруг…

"Кто это лает? Из соседней деревни доносится знакомый голос. Это же моя соседка, старая дура, кавказская овчарка. Блин, там же наша деревня! Там мой дом!" – Набата забила дрожь. – "Извини земляк, мне некогда", – он вырвал поводок из рук охотника и рысью пошел в сторону дома.

ЛЕШИЕ

Чем другие на хлеб зарабатывают, то для цыгана – тюрьма. Богатства цыган не видал, но и волю ни за какие не променяет. Семья цыгана – жена, шестеро детишек и собака хитрой породы. Из имущества имел лишь холодильник, телевизор, три ковра, да ещё кое-какую мелочь. И всё легко умещалось в старенькой "буханке", если цыган решал сменить место жительства.

Из села в село, цыган переезжал не очень часто. Так на тридцать седьмом году жизни, он прекрасно знал лес, в окрестностях одиннадцати своих бывших стоянок, располагавшихся в семи районах четырех областей нашей необъятной Родины. Дома своего цыган не имел и жил, снимая недорогое жилье.

К охоте цыган приобщился в юношеском возрасте. Поводом тому послужила случайная встреча с мужиками, освежёвывающими лося. Цыгану в корзину, прямо на сыроежки, бросили здоровый кусок мяса, посоветовав "держать язык за зубами". Тогда то он и понял, что в лесу есть, чем заняться, помимо грибов. Отец цыгана не охотился, но ружье и патроны имел. Теперь пошли другие грибы. Сначала утка, еще одна, еще две, заяц, а уже через год цыган порадовал семью крупной удачей. После этого, он "голову потерял" от охоты. Охота стала делом его жизни.

Иногда, при случае, цыгану удавалось и заработать. Дело в том, что он, с точностью до килограмма, мог определить вес туши и субпродуктов, глядя на живое животное, будь то корова, телка или бычок. Сыграв на весе, грамотно торгуясь по цене и утверждая, что покупает скотинку себе, чтобы держать, а не на мясо, он здорово выигрывал у сердобольных хозяев. Далее вел товар на веревке до ближайшего оврага, где уже ждала "буханка" и там резал. А раз до смешного. Некий крестьянин, отчаянно любящий свою корову, увязался провожать ее. Цыгану пришлось, километров за двадцать, реально вести ту к себе домой, а потом возвращаться за "буханкой". Итак: выиграв в весе килограммов десять-двадцать мясом и накинув на продаже, плюс шкура, голова, ноги, ливер – вот цыган и заработал, сдав все в городе на рынок. А основное время он охотился и рыбачил. Леснину цыган не продавал, побаивался, а вот рыбы, если хорошо попадется, не много толкнуть можно. Хозяйка гнала самогон, торговала им, шила из добытой цыганом или купленной за бутылки пушнины шапки и продавала их на рынке.

Богатыми не были, но и голодными тоже. Заначку оборотную имели, золотишка маленько. А что цыгану еще нужно? Все живы - здоровы, мясо и рыба всегда есть, копейку какую-никакую сообразит закалымить, "буханка" не подводит, собака хорошо зверька работает, ружьишко путевое, ни какое-нибудь, а двуствольное, двенадцатого калибра, сети всякие есть – вот она воля – живи!

Да все гладко не бывает. Умер старый егерь. Хороший был егерь! Цыган не раз встречался с ним в лесу. Посидят на бревнышке, покурят, про охоту поболтают, про зверей, про собак. Скажет егерь цыгану, куда соли отнести, где дорогу от бурелома расчистить или еще чего сделать, и никогда документы не спросит, будто знает, что их отродясь и не было. Все поручения егеря цыган выполнял без слова, а теперь старик умер – сердце. Нового егеря назначили – молодого, горячего. Сразу же цыгана на улице остановил:

- Ты, - говорит, - охотишься, а в обществе охотников состоишь?

Не вдруг цыган нашелся с ответом. Правду скажешь – плохо, наврешь – тоже плохо. Решил пополам.

- Не состою, я же не охочусь – так ответил.

- В общем, слушай сюда! Мне лапшу на уши не надо вешать! Встречу в лесу – ружье отниму! Предупреждаю один раз! У меня разговор короткий! – орал егерь на всю деревню, да еще при всем честном народе.

"Вот так познакомились, – подумал цыган, – надо теперь быть внимательнее. И зачем, такой молодой, в егеря пошёл? Сопли морозить, да комаров кормить."

Может, цыган и вступил бы в общество, но его представления об охоте несколько отличались от мнений знакомых охотников, имеющих членские билеты. Цыган пару раз общался с ними и всё, что слышал, казалось ему неправдой. Слушал цыган их разговоры, а сам гадал: "Притворяются или на самом деле такие? Если играют, то уж больно дружно, а если на самом деле, то всё равно я не из этой стаи". Вот старый егерь все правильно говорил и поступал верно, но такие охотники, цыгану редко встречались. "Вступлю в общество, нарушу его правила – меня и выгонят. Зачем и вступать тогда? – размышлял цыган. – У них своя охота, а у меня своя. Привык охотиться один и не нужно никаких компаний, тем более обществ. А кому нужно, те пусть и обобщаются".

Прошло полгода после того разговора с молодым егерем. Цыган ходил в лес и ни разу не заметил его присутствия там. Солонцы опустели – цыган зарядил их, подремонтировал. Дорогу завалило – цыган разобрал завалы. Здоровенная осина упала, да еще дуб сухой сшибла. Два дня цыган топориком тюкал. А то повезет молодой егерь подкормку, а не проехать. Старый егерь всегда кабанов зимой подкармливал, а теперь в корытах пусто. Выменял за самогон зерна цыган и, как пойдет в лес – захватит с полрюкзачка. Так и носил всю зиму. Где же егерь? Орал: "Встречу в лесу…" Поспрашивал у мужиков. Вон оно что?! Оказалось, заболел егерь – в аварию попал. Сейчас выздоравливает. Ну, дай Бог ему здоровья! Егерь нужен в лесу. Хороший ли, нет ли, а нужен. Он за порядком следит, плохих охотников из леса прогоняет, зверя бережет. Егерь – хозяин в лесу. А цыган, – цыган домовой, вернее сказать леший. "Ружье отниму!" – молодой, горячий. Ты меня сначала сумей увидеть в лесу. Цыган как тень, как призрак, заметит кого из далека и сразу в сторону уходит. Если услышит выстрел, или чья собачка тявкает, или кто перекликается, то ни за что там охотится не будет. Редкий раз, если с кем нос к носу случайно столкнется. Уходит задами и вертается по тёмному. Цыган чуть ли не каждый день в лесу. Все дела знает. Знает в мелком лесу лосиха крутится – осенью свадьба будет, придут быки. Убьет цыган быка, в начале гона – жирного, отличной тушенки хозяйка наварит. А там, в старой вырубке, свинья с поросятами живут – все болото перерыли. Секач вокруг дрягается. Пусть воняют, другие кабаны интересоваться будут. Грызут кабанов насекомые. Чешутся кабаны, в грязи валяются. Принес солярки цыган для кабанов, любят они лужи с соляркой. Осенью убьет пару-тройку и то дело. Эх, беда! Норы барсучьи застарились. Знает цыган почему так. Еще в конце осени какие-то охотники норы заткнутыми оставили, поленились видать разоткнуть. Водку пили на норах, по бутылкам стреляли. Не стал барсук норы раскапывать. Разоткнул норы цыган, со зла все затычки по сторонам разбросал, да видно поздно. Ушел барсук на другие норы, не лег здесь на зимовку. Все стекла собрал цыган, в землю зарыл. Нельзя в лесу стекла бить. Собака лапу разрежет или зверь дикий. Ладно, если собака. Хозяин промоет, в лес брать не будет, пока не заживет. А если зверь? Зверь болеть будет – его никто не накормит. А стекло ведь сотни лет не гниет. Как же заинтересовать барсуков? Что сделать, чтобы вернулись в норы? Решил цыган зерна у норы насыпать. По этому ли, по другому ли, но чаще стали заходить барсуки. А к осени вычистили норы! Не будет цыган в этот год охотиться на тех норах. Пусть барсуки обживутся. На дальние ходить придётся. Убьет цыган барсука – лекарство для детишек и деньги хорошие. Мясо закоптит – на охоту провиант будет. Из шкуры хозяйка шапку сошьёт. Ондатры всю запруду взбаламутили – видно хорошие выводки сделали. Штук тридцать здесь возьмёт цыган, больше не будет – на развод оставит. Видно не зря весной в ледяной воде "по шейку" брёвна из трубы вытаскивал. Забило слив и верхом пошла вода, а если размоет запруду, то не будет ондатры. Пришлось лезть в воду, ничего не поделаешь. Собака дохлая на дороге валяется – к ручью оттащил цыган. Зачем зря пропадать будет, а на ручье зверюшки съедят. Траву сухую кто-то поджег – стал тушить цыган. В лесу всё с травы, да с мышей начинается. Не надо траву поджигать. Где тока, где выводки, куда рыба на нерест поднимется – все дела знает цыган. Он в лесу "как рыба в воде", он в лесу – дома, он в лесу свой. Погода заступится, каждое дерево прикроет, а то…ружьё отберу. Поймай сначала!

Выздоровел егерь. Появились в лесу следы его шестьдесят шестого.

По снегу стал цыган предельно осторожен. Нельзя попадаться. Конфликт с егерем означал очередную смену места жительства. А с этим конфликта не избежать – молодой, горячий.

Сегодня утром цыган видел как егерь во всем "чистом" на "легковой" уехал в сторону города. Подходящий момент на охоту сходить.

Вот! Собака уже заработала! По кабану! Стоит на месте! Одиночка! Цыган бегом. Маленький, худенький, меж веток шмыгает. Прыг, прыг, сюда, сюда, вот здесь почище, в елках, все стоп, ближе нельзя. Вот он. Плесь! Ломанулся, сейчас мелькнёт. Плесь! На месте! Ух, все нормально! Еще, Плесь! Готов! Хороший секачишка! Перерезал глотку, сел на кабана, закурил.

Черт бы побрал! Егерь! Как призрак! Откуда он тут взялся?! Уже в "охотничьем" и с ружьём?!

- Здорово, цыган! Ловко ты его! А я с той стороны забежал, тоже подкрадался! Чуть ты меня опередил! Думал уже сейчас стрелять буду! Собачка твоя, эх как молотила! Я свою не взял, чтобы не засветится, думал с подхода стрельну, а услышал лай, не выдержал, ноги сами понесли! – улыбаясь, протягивал руку егерь.

"Не будет конфликта", – понял цыган.

Короткий рассказ про короткий разговор деда Василия с Валеркой.

Когда-то в такую погоду хорошо клевало. За вечер можно было поймать с десяток крупных плотвиц, с ними так же окуней, пару-тройку голавлей, да щучку, а то и не одну, на поставленные рядом жерлицы. Теперь больше чем с сигарету рыба не зацеплялась, и дед Василий, периодически подсекая, возвращал мелких плотичек, уклеек и пескарей назад в реку, лишь самые серьезные экземпляры, оставляя кошке.

Валерка раньше никогда особо не рыбачил. Охотником был заядлым, а вот рыбалкой заразился лишь года три-четыре назад, после того как в его руки попала электроудочка – чудо-достижение науки и техники. Удочку ему подарил муж сестры – зять получается. До городских всё новое в первую очередь доходит. Валерка подкопил деньжонок, заказал надувную лодку и с тех пор без рыбы не сидел. Потихонечку сплавляешься себе вдоль травки, одним веслом подруливаешь, а другой рукой сачком работаешь. В этом деле тоже голова нужна и опыт нужен. Соображать надо: где плыть, где сачком провести, а где не стоит, какие рыба места любит. А как приятно обжигало душу, когда в ответ на нажатие кнопки, вдруг, невесть откуда, из темноты казалось бы безжизненной воды, вылетала рыба. Цапен ее сачком и в лодку. Вдвоем ловить было бы удобнее, но один – есть один. Никто не знает, никто не видит, и делиться ни с кем не надо. Удочка своя, лодка своя, когда рыба понадобится – взял и наловил. Правда рыбы год от года все меньше становится. Многие рыбаки ругают Валерку, мол того, это из-за электроудочки. Только вот он, так не считает. Подумаешь, если и поймает ведро или два. А то, что электричество икру убивает или малька – чепуха это. Изобретатели – не дураки, наверняка всё продумали и просчитали. Вообще, кому какое дело?! Людей просто зависть гложет, что у него есть электроудочка, а у них нет. Он с рыбой, а они с носом. И так у Валерки последние годы, одни несчастья случаются. То собака рабочая сдохла, то корова чего-то обожралась – пришлось зарезать, то проводка в машине замкнула – сгорела вместе с гаражом; в огороде у всех урожай, а у него ни хрена не родится. Как колдовство какое?! Но в нечистую силу Валерка не верил. Работал в колхозе на тракторе, не ленился. Бывает солярку толкнет или запчасть новую на старую подменит. Выкручиваться как-то надо. У Валерки дочка в институте учится, помогать нужно. Если бы не удочка, чтоб и делал. А тут, чик: вот тебе и рыбка, вот тебе и копеечка.

– Здорово сосед! – поздоровался Валерка с дедом Василием, выплывая на лодке из-за поворота реки.

– Здорово, Валера, – буркнул дед.

– Клюет? – подчаливал ближе Валерка.

– Одна мелюзга. Заканчивал бы ты со своим сачком Валера. Тебя Бог наказывает-наказывает, а ты все никак не поймешь, – брюзжал дед, костлявыми пальцами, еле насаживая на крючок ручейника.

– Да ладно, Бог меня наказывает, это все случайности. На тебе рыбину, чтоб не выступал, – Валерка бросил деду под ноги щуренка.

– За щучку, Валера, спасибо. Только, родной, не бывает случайностей – на всё Божья Воля.

– Да иди ты, жить ведь как-то надо, – подцепил плотвицу сачком Валерка, проплывая мимо деда Василия.

– Жить надо Валера, только вот если бы не эта речка с ее рыбой, весь наш партизанский отряд в войну с голода б сдох, – глядя на поплавок, вздохнул старик.

– Иди домой, старый тетерев, а то смотри: гроза собирается, – крикнул Валерка деду, скрываясь за поворотом реки.

Ночью гремело, сверкало, лил ливень. Дед Василий снял в сенях мокрый плащ, сапоги, прошёл в дом и лег в постель.

– Куда тебя черти носили? – буркнула бабка.

– Да что-то пробрало меня, видать с молока, – ответил дед Василий, и как обычно перед сном, крестясь, пробормотал молитву:

"Прости Господи, мою душу грешную, за все грехи содеянные умышленно и не умышленно. Во имя Отца и Сына и Святого духа! Аминь!"

В крышу Валеркиного дома ударила молния, и он сгорел, не смотря на ливень.

Отставка

или

Охотничья революционная

И снова, весна заглянула в деревню. Кто-кто, а весна деревень не забудет. И лето, зубами скрипя, протянули. Вот осени стрелки к зиме повернули. Вот белые мухи уже полетели. Зима – хрен да редька – запасы подъели.

Чего мы все ждем?! Ну?! Еще сколько можно?! Так и, до издохи дотянем всем миром! В лесу кабаны, поди жиром заплыли?! А мы здесь голодною смертью погибнем?! Пошел бы к чертям этот грёбаный егерь! За годы пока мы смиренно терпели, уже кабанам быть – не сметные тыщи. Он там, со своими дружками, жирует, а нам: подождите – пусть зверя прибудет! Так мы или зверь?! Всё! Теперь: или – или! Хорош! В общем, все! Заряжай! Потерпели! А встретятся если – башку в раз прострелим! Собакам искормим! Пусть только посмеют! Пусть только что вякнут! Пусть лишь пасть разинут! Значок и кокарду – гвоздями приколем, на месте где сходятся тропы лесные! Чтоб было другим никогда не повадно, в одно рыло общее жрать беспредельно! Народу мозги полоскать?! Измываться?! Не надо нам песен, про рынок и бизнес, про дебет и кредит, про цены лицензий! Пойдём и забьем кабанов, сколько нужно! Накормим деревню! Сидеть бесполезней! Охотники мы или овцы ручные?!

Эх, бабы запрыгали. Все дождалися! Давай сковородки от ржавчины чистить. Одних разговоров, что целое дело. Собаки в округе – и те вой подняли. Рвут цепи, аж что не охотной породы. Собаке ей отруби жрать надоело. Кабан – страшный зверь, ну а голод страшнее. Ножи наточили охотники остро. Заправили порох и точные пули. Оделись в рубахи, что самые лучшие, что самую лучшую обувь обули. Пошли на охоту – на праздник великий. На древнее дело. На верное дело. У леса заспорили кто и как будет? Кто метче стреляет? Как зверя брать лучше? Откуда загон? Где на номер поставить? Вдруг из леса парень неспешно выходит.

– Чего, – говорит, – мужики разгалделись?

– А ты что за хрен?! – отвечает охотник. – Ступай куда шел, пока в зубы не дали!

– Я егерь здесь новый. Этот лес охраняю. И знать бы хотел, что за зверя брать будем.

– Куда же предшественник твой подевался? Хозяйничал в этом лесу кто до селе? А мы кабанов будем бить преспокойно, и веришь – не стоит тебе нам перечить.

– Да я и не буду перечить селяне. Вот только плохая охота сегодня. Предшественник мой все зверье растранжирил; остался один полудохлый подсвинок, свинья и секач – кабанов больше нету. За это под суд мародера отдали, судить будут самым суровым законом. Хотите стреляйте – я против ни словом, вот только как жить будем в следующем годе? Убьем кабанов, на развод не оставим – тогда все заведомо с голоду сдохнем.

Завыли охотники. В рев заревели. Изрезали б в ленты того мародера. А этот – хороший, ему можно верить, не спорит с народом, все сам понимает. Погавкали, плюнули, вот что решили: убьем лишь подсвинка, а пару не тронем. Пусть сделают выводок в будущем годе. Ведь долго терпели – еще чуть потерпим. Потерпят охотники – верное дело, всегда на развод надо зверя оставить. Забили подсвинка – весь в дырах и гное. На всех поделили – и то не хватило. Собаки со злости друг друга заели. Пошли по домам мужики не весёло. Завыли бабёнки. Опять хрен да редька. Опять потерпите. Опять: скоро, скоро. Потерпят охотники верное дело – всегда на развод надо зверя оставить.

Как дядя Саша с дядей Пашей с подсадной охотились.

Не буду вспоминать, кто из них и на сколько лет был старше другого, на десять ли, на пятнадцать, скажу одно: оба охотились с малолетства, имели богатый опыт и стаж того ремесла, лет так пол ста с лишним на двоих. Дядя Паша – заядлый гончатник. Дядя Саша – неисправимый лайчатник. Друзья – не разлей вода. Это они герои поговорки про то, что рыбак и охотник – дома не работник. "Некогда", – разводил руками Паша. "Когда уж мне? Всё времени нет, – вздыхал Саша. – Уж что буде, опосля сезона".

Стоп!!! Кто сказал: лентяи?! Язык за это оторвать!!! На охоту или на рыбалку – в любое время дня и ночи, в любую погоду, и любом состоянии здоровья. Я пробовал вагоны вручную разгружать – легче! Значит, кто лентяи?!

Ну, как обычно – плюс с минусом. Дядя Саша – бензин, вернее не бензин – порох. Везде свой нос сунет, всё ему надо, всё интересно. Только давай-давай, только скороговоркой, криком, только бегом. Дядя Паша – до сих пор бы "дымарём" стрелял, а запыживал газетами, если б не Саша.

Ну, так вот. Сезон весенней охоты. Полдень. На "ижаке" с коляской Саша прилетает к Паше. Сам весь такой перевозбуждённый, глаза горят, форма одежды – охота.

– Собирайся быстрее! Давай, давай бегом! Ну, можешь пошустрее?! – носился по дому Саша.

Паша, спокойно (на сколько мог шустро), одевался в охотничье.

– Ну, чего хоть стряслось-то? Скажешь что ли? – давно привыкший к Сашиным бзикам, ворчал он собираясь.

– Давай, давай! Что ты всё из угла в угол ходишь, как телёнок?! Вон твой патронташ на вешалке висит! Ищешь! Патронов бери больше! – подпрыгивал от нетерпения Саша.

Паша взглянул в патронташ, и уже несколько по-другому, на друга.

– А-а-а! Я так и знал! – завопил Саша, – Вечно у тебя два патрона, всё время о тебе заботится надо! А я, всё утро заряжал, и на себя и на тебя! Возьми с собой все боеприпасы и инструмент, если что прямо на болоте подзарядимся! Да вообще-то не надо, я всё взял! Собирайся быстрее!

После такого, Паша сел на табурет, и удивлённо уставясь на Сашу, спросил:

–Мы куда?

– Чего ты сел?! Куда-куда?! На охоту! – было вновь завыл дядя Саша, но вдруг схватив дядю Пашу за рукав, потащил его на улицу.

Подтащив друга к "ижаку", Саша поставил его спиною к солнцу и торжественно достал из коляски корзину, с завязанным тряпкой верхом.

– Вот! Смотри! – с гордостью, Саша сунул корзину Паше под нос.

– Чего ещё у тебя там? – заглянул Паша под тряпку. – Утку поймал?

– Поймал?! – завопил Саша. – Ничего себе, поймал! Не поймал, а купил, по великой случайности, и за большие деньги! Всю заначку отдал! В самую лучшую корзину посадил! Ты что думаешь?! Думаешь это простая утка?!

Дядя Паша ещё раз заглянул под тряпку и недоумённо уставился на Сашу. Тот же, швырнув корзину с уткой в коляску, и стуча себя ладонью по лбу, многозначительно прокричал:

– Это под-сад-на-я! Под-сад-на-я! Это же подсадная! Серый ты человек, Паша!

Паша нахмурился, и пристально, глядя на Сашу, задал ему вопрос:

– Ну и что теперь будем делать?

Дядя Саша затараторил:

– Чего-чего?! Иди, скорее обувай сапоги, можешь короткие даже, там ничего делать не надо, просто сидишь на берегу и стреляешь, бери ружьё, патронташ и погнали! На такой охоте сейчас побываешь! Настреляешься – за всю жизнь столько не стрелял! Заскочим к председателю, возьмем путёвки, и ты посмотришь, что такое культура охоты! Ты, Паша, увидишь настоящее искусство! Ну что ты стоишь?! Иди быстрее!

Дядя Паша, уже немного подсев на дяди Сашину волну, скоренько дособрался. Но буквально перед самым выходом, он всё же достал из ящика стола заначку, и сунул её в карман. По дороге к председателю, дядя Саша, перекрикивая мотоцикл, порой бросая руль и отчаянно жестикулируя, рассказывал дяде Паше, сидящему в коляске и бережно, держащему корзину с уткой на коленях, следующее: "Я слышал, что с подсадной охотятся, а что и как путью не знал! А сегодня, вот удача! Утром гляжу – дачник один, с охоты идёт! Ну, спрашиваю, как дела?! Разговорились, он мне все секреты и разболтал! А ему уезжать! Я загорелся, и давай эту утку выкруживать! Ох, он и упирался, Паша! Хорошо, что я мужик ушлый – всё ж таки выпросил! Дорого правда продал, собака! Ну ни чего, оправдается, ведь сезон только открылся! Оказывается подсадная, это не просто утка, а помесь дикой и домашней! Ну и ещё много всяких тонкостей! Сейчас сам всё увидишь! Это очень увлекательная охота, Паша, на селезня с подсадной!"

– А она у нас не улетит?! – кричал дядя Паша.

– Нет! У неё специально крылья подрезаны! – открикивался дядя Саша.

– А не уплывёт?! – кричал Паша.

– Нет! Мы её за ногу верёвочкой привяжем! – хлопнул друга по плечу Саша. – Не боись, Паша! Всё под контролем!

Приехали к председателю. Здорово – здорово. Мы за путёвками.

– За путёвками? – хитро прищурился председатель. – А кто два дня назад выступал, что путёвки брать не будет? Кто на вальдшнепов не охотится? Это у кого они пролетают между зубов, и у кого от них изжога?

– Так нам на селезня! – в один голос взревели дядя Паша и дядя Саша.

Председатель ехидно заулыбался.

–На селезня?

– На селезня!

– С подсадной?

– С подсадной, – кивали дядя Саша и дядя Паша.

– Ну, а кто из вас будет за подсадную?! – заржал председатель. Всю его весёлость, как рукой сняло, когда он действительно увидел утку. Больше не проронив ни слова, он выписал путёвки и возможно до сих пор ломал бы голову, разгадывая, что за очередную аферу придумали дядя Саша с дядей Пашей, если б та охота на селезня с подсадной, не стала достоянием гласности.

Ну, теперь всё! Поехали! Паша всё же, руководствуясь своим жизненным опытом, попросил Сашу притормозить у магазина, и взял "на всякий случай" пузырёк. На болотах, выбрали симпатичную озерину, метров двести в диаметре, и стали располагаться.

– В этом деле, главное, что бы селезень утку не покрыл! – объяснял Саша. – Она, думаешь, чего крякает?! Просто так?! Нет! Это она в охоте – самца зазывает! Любой породы селезня сажает, хоть кряковой, хоть даже чирок – без разницы! Во даёт, да?! А если потопчет её селезень, то всё – не будет крякать – в раз распрощаешься с такой увлекательнейшей охотой до следующего года! Уразумеваешь?!

–Давай-ка, Саня, первым делом, знаешь, чего сделаем? – вопросом на вопрос отвечал Паша.

– Утку высадим!? Давай! Правильно, пока шалаш делаем она пообвыкнется! Вот видишь Паша, ты тоже соображать начинаешь! – обрадовано перебивал его Саша.

– Я другое хотел сказать. Давай первым делом, по стакану вмажем, а то, как селезня попрут, не до этого будет, – доставал из рюкзака бутылку Паша.

Саша секунду поколебался и согласился: "Давай Паша! Ну, за удачу!"

– Теперь все время, каждую весну будем с подсадной охотиться! И чего раньше не занимались?! Да?! – выкрикивал дядя Саша. – Поди плохо?! Сидишь себе на берегу, а селезни сами пикируют то и дело! Только стреляй! Сядем в ивняке, один в один куст, другой в другой, нас и не видно будет! Подсадную между нами привяжем! Да Паша?! Так ведь?! Зачем нам шалаш?!

– Так то оно так, только если дачник не врал. Может, подранка тебе продал за такие деньжищи, а ты уши развесил? – усмехнулся дядя Паша. – Ан нет, смотри-ка! Чирок всё вокруг шныряет, причуял утку, наверное!

– Точно причуял, а то бы чего он тут разлетался?! – вскочил дядя Саша, – давай скорее, привязываем! Смотри, стреляй внимательно – подсадную не зацепи!

Он бережно достал утку из корзины, приговаривая: "Ай ты моя умница, ай ты моя хорошая", – и подал ее Паше. Дядя Паша держал подсадную и пялил на нее глаза, будто он уток раньше никогда не видел, или это была не утка обыкновенная, а невиданное чудо.

– Вообще-то дачник говорил, что им к ногам какие-то штуки пришивают, но я думаю, можно и просто веревочкой привязать, – приговаривал Саша, завязывая утке на лапе узлы. – Четыре узла! И ничего пришивать не надо! Ему бы самому, этому дачнику к ноге веревку пришить, я бы посмотрел тогда, как он закрякал!

– Ну, с Богом! – Саша выпустил утку в воду, конец веревки привязав к приготовленному заранее колышку.

– Давай махнем! – вздохнул Паша.

– Ружья! – заорал Саша. – Ружья зарядить надо! Дачник говорил, что селезень прямо с налета может её огулять. Тогда прощай вся охота! – спешно заряжал он ружье.

Паша с интересом наблюдая за уткой, все же предпочел заряжанию ружья, разливание бутылки.

– Сань, а вроде веревочка не такая длинная была? – выливая в стакан остатки, спокойно спросил он. Оба уставились на утку. Та, покрякивая, все дальше и дальше отплывала от колышка. Обоих парализовала мысль: "Действительно ли верёвочка такая длинная, или…?" Только когда утка уплыла на середину озера, охотники были вынуждены принять "или".

Первым в себя пришел Паша: "Давай махнем, Саня".

– Узлы не развязались, ногу сволочь вытащила, – вздохнул дядя Саша, разглядывая конец веревки, где еще три минуты назад, была привязана дорогая подсадная утка.

– Говорил, потуже затягивай, а ты перетянешь, перетянешь, – вздохнул дядя Паша.

Махнули с горя. Молча закусывали, наблюдая за мирно пасущейся подсадной, и вдруг, откуда ни возьмись, выскочил вероятно тот же чирок, и увидев утку, спикировал к ней.

– А-А-А!!! – заорал дядя Саша, хватая ружье.

Ба-бах!Ба-бах! – два дуплета в ту сторону.

Чирок поднялся, но от грохота выстрелов также поднялись все утки, что отдыхали на болотах, и сотни их, уже носились над водой. Подсадная крякала.

Дядя Саша, бросил ружье с патронташем на землю и рванул в сторону мотоцикла, неистово крича: "Паша, пугай, пугай их! Не жалей патронов! Окупится! Сезон только начался! По этой дуре жигани, чтоб не сильно орала! Я сейчас лодку привезу! Мы её стерву поймаем!"

Саша на всем газу несся в деревню, а исполнительный Паша, бегал по берегу, стрельбой отпугивая от дорогой подсадной, всех попавших в его поле зрения уток. Патроны уже подходили к концу, когда послышался рёв "ижака".

– Вот, давай быстрее! У председателя взял! Накачиваем! Ну, чего не покрылась?! Не прозевал?! – орал дядя Саша, выбрасывая из коляски на берег лодку, весла, насос и предприимчиво захваченную им намётку.

– А намётка зачем? – удивился Паша.

– Как зачем? А чем же ты ее ловить думал? – больше его удивился Саша.

– Может из ружья? – робко ответил Паша.

– Из какого ружья?! За нее деньги плачены! Живьем брать надо! Окупится! Сезон только начался!

Накачали лодку, поплыли. Дядя Паша на веслах, а дядя Саша с наметкой. Оказалось, что утка плавает намного быстрее, чем резиновая лодка с двумя пассажирами. Не зная что и делать, закурили, наблюдая за плавающей метрах в двадцати подсадной.

– Сань, а может все же из ружья? – осторожно предложил Паша.

– Да ты чего?! За нее деньги плачены! – опять заорал дядя Саша.

Пока курили, дядя Паша подсчитал, с точностью до граммов соли, во сколько обойдется кастрюля супа, сваренная из этой утки, и реализованная по столовской цене. Даже без учёта стоимости бензина, патронов, его разовой и Сашиной сезонной путёвок, водки и закуски, выходило, что подсадную убивать не выгодно. Надо брать живьем!

– Знаю как, – шепотом произнес Саша.

– Ну? – кивнул Паша.

Помог многолетний охотничий опыт. Дядя Саша с намёткой встал "на номер" внутри наполовину притопленного куста, а дядя Паша, на уже облегченной лодке, поплыл "в загон".

Паша гонял утку, не давая ей опомниться, точно угадывая, где она в очередной раз вынырнет, и поджимая к кусту, где затаив дыхание, с намёткой наготове, прятался Саша. Утка в процессе гонки заметно уставала и становилась все более послушной. Дядя Паша, без передыха работая веслами, то же заметно уставал, и ранее спокойный и немногословный, становился все более эмоциональный и разговорчивый. А после того, как ему все же удалось загнать утку в куст, но намётка, застряв между сучьями, не сработала, он совсем разошелся. Не давая подсадной ни на секунду отдышаться, взмокший дядя Паша говорил такое, что если б это был конкурс по русскому-матерному, то он забрал бы все призы. Бешено загребая вёслами, он говорил о подсадной, о дачнике, о культуре охоты, о настоящем искусстве, о том, что он думает о своем лучшем друге, припомнив все его "открытия" не нашедшие практического применения, не забыв годовалого, с обалденной родословной и родственниками за границей, гладкошерстного ягдтерьера, которого они, именно по Сашиной инициативе, купили в складчину за бешеные деньги, и которого лыжиной заталкивали в нору. В общем, человек разоткровенничался и изливал душу. Утка видимо поняла, что разумнее сдаться, заплыла в куст и дала себя накрыть наметкой.

– Ага! Попалась! Сейчас я тебя по настоящему привяжу! – восторгался своей ловкостью дядя Саша.

– Саня, наверное, на сегодня хватит! Патронов совсем мало осталось. Поедем, а то магазин закроют, – жалобно простонал дядя Паша.

И вот удача! У магазина они случайно столкнулись с охотником дядей Витей, который ни разу в жизни не охотился на селезня с подсадной. Дядя Витя был мужик ушлый, и после длительных торгов, все таки выкружил у Саши и Паши, утку вместе с корзиной. ( Правда, деньги до сих пор не отдал.)

Боевое крещение.

Уже больше года отец, время от времени, брал сына с собой на охоту, и лишь иногда разрешал сходить самостоятельно. В конце августа Славка вдоволь пострелял уток и тетеревов. Но восьмой класс – выпускной, и с начала учебного года все охоты были жестко ограничены. Сволочь географичка, беспечно влепила ему четверку за четверть. Она была третьей, после двух санкционированных родителями по русскому и математике, и сыграла роковую роль в "разрешении на право охоты" во время осенних каникул.

Славка в своей охотничьей практике уже три раза попадал "на мясо". Первый раз они ходили вдвоем с отцом. Собаки гнали, что-то протрещало по вырубке. На секунду Славка даже смог увидеть какое-то движение, но не понял, что это был за зверь. В стороне раздались такие выстрелы, каких он никогда в жизни не слышал. Выстрелы были очень мощные и резкие, казалось, разрывается воздух в лесу. Славка бросился на стрельбу, и увидел, как отец целится в поднимающегося с земли лося. Еще выстрел. Из шеи зверя хлестанула фонтаном кровь, и тот рухнул, затихая. Славка был в приятном шоке от всего увиденного.

Второй раз, отец велел ему добить раненного быка, и Славка, целясь в ухо, попал ему под рог, но все равно это выглядело очень эффектно. В мгновенье, выстрел превратил в тряпку только что живого великана.

А в третий раз, Славка вообще отличился, и даже утер нос всей отцовской бригаде. Но только он один знал, что все это прокатило случайно.

А дело было так.

Прошлой осенью, в конце октября, Славка с одностволкой шестнадцатого калибра на плече замыкал колонну бригады. Просто шли лесом, без загонов и номеров. Собаки заорали совсем рядом, и только охотники успели разбежаться по просеке, лось уже летел вдоль нее. Отстрелялись многие. Славка видел мелькнувшего лося, но стрельнуть не успел. И тут, прямо напротив него, гон остановился, и собака лаяла не удаляясь. Славка просто ломанулся на лай. Он смело бежал напропалую, ветки под его ногами трещали, и израненный зверь уже было тронулся от этого шума. Прорезь прицела одностволки подкараулила его в очередном прогале. Одновременно с выстрелом, на месте лося мелькнули копыта. В позвоночник. Подбежал отец. Добил.

- Кто стрелял?! – спросил он.

- Я, - ответил Славка.

- Ты? – удивленно мотнул головой отец. – Как вы стреляете?! Пацан и то с первого раза убил! – орал он на подходивших охотников.

Славка был герой дня, но на вопрос как он там оказался, внятного ответа никто не услышал. Потом Славка часто вспоминал тот случай, понимая, что если бы лось не был капитально заранен, этот набег мог выйти боком. Но победителей не судят. Конечно, понимание не позволяло полноценно порадоваться этому моменту, ведь лось был смертельно ранен, и выходило, что Славка просто добил его. Другое бы дело, когда все сам.

В этом году отец доверил ему немецкую двустволку двенадцатого калибра. Еще бы, пацан уже на полторы головы был выше ее. И толи она стреляла лучше, чем одностволка, толи Славка стал взрослее и опытнее, но так или иначе, утки и тетерева падали зачастую.

Сегодня радость была неожиданной. Славка запомнил число и месяц того дня на всю жизнь. Это было восьмое ноября – последний день осенних школьных каникул. В то утро он встал рано и мыкался по дому из угла в угол. Отец собирался на работу.

- В лес иди, - буркнул он.

Славку тряхануло. Вот так да! В лес!

"Не уж то Сигнала даст?" - мелькнула мысль.

Утки улетели, тетерева уже не прятались в траве, подпуская на выстрел, и идти на охоту без собаки было бы не серьезно.

Смычок гончих - Туман и Сигнал – "гремел" на всю округу. Туман - крепкий, чернохребтый, лет шести, идеально работал "от… и до…". Сигнал – чуть светлее и выше в ногах, года на два помоложе Тумана, также идеально делал все, кроме самого главного – он вообще не лаял "на месте". Все хорошо – доберет, поднимет еще раньше Тумана, ходкий, голосистый, гонять будет до упаду, драл убитого зверя – злость есть, но если зверь встал на месте… Туман работает, а этот молча бегает вокруг, как дурак, и ни разу не облается. Тронется зверь – опять погонит. За эту неполноценность отец менее дорожил им, чем Туманом, и пару раз уже разрешал Славке взять его погонять зайца. Тумана не доверял. Да Славка и не претендовал. Хотя бы Сигнала и то уже хорошо.

- Собак обоих возьми.

Славка не верил своим ушам. Он по шустрому собрался и с собаками на поводках уже бежал к лесу. День начинался солнечным, чуть ниже ноля, без ветра. Снег, сантиметров в пять, лежал уже с неделю и не добавляло. Какие следы свежие, какие старые – не разберешь. Но для того и собаки.

Славка уже шел по лесу. Все истоптано зайцами, много лисьих следов, куньих, есть лосиные и кабаньи. Собаки молчали. Лишь спустя годы, Славка понял, почему собаки не поднимали зайца или лису. По большому счету, пацану было все равно на кого охотиться: заяц или лиса, лось или кабан, утка или тетерев. Все было новым и неизведанным. Каждый поворот охотничьей тропы предвещал любые неожиданности, а впереди лежали необъятные просторы лесов, полей и болот, где охотник обязательно должен повстречаться со зверем.

Собаки изредка появлялись и вновь исчезали в лесу. Славка шел без остановок. Не так часто удавалось попасть на охоту, еще и с собаками, да еще и самостоятельно. Поэтому хотелось идти и идти.

В отцовской бригаде Славке не совсем нравилось охотиться. В компании опытных мастеров новичку сказать не чего, что и как правильно сделать – тоже не знаешь, все за тебя решают. Чувствуешь себя не охотником, а каким то бестолковым приложением к бригаде. А еще, не дай Бог, что не так: веткой треснешь или дурь какую-нибудь ляпнешь. Одного взгляда отца хватало, чтобы было стыдно весь день. Или другое. Как-то раз, отец ушел в загон, а один козел, расставляя номера, пояснял, где скорее всего пойдет зверь. Славку он поставил там, где зверь сто процентов не пойдет. Хоть бы уж не говорил. Какая после этого охота? Стоишь, как дурак, и ждать не чего.

Сегодня он один. Хочешь направо, хочешь налево, сам себе хозяин, и никто не осудит, даже если что не так сделаешь.

Славка уже прошел километров пять, когда сзади залаяли собаки. У Тумана голос ровный, а у Сигнала грубый, но срывался на высокий и звонкий фальцет. Казалось, собаки поют на три голоса, да разве это передашь словами. Славка не знал кого подняли, но гнали на него. С ружьем на плече, заряженным дробовыми патронами, он спокойно стоял лицом к гону, считая, что еще будет время, взять "наизготовку".

Пацана как будто ошпарили кипятком. Мелькали лоси. Две штуки. Один за другим. Славка, на сколько смог быстро, выдернул дробовые и сунул в стволы пули. Метров шестьдесят, ближе уже не будет, проходят стороной. Вроде прицелился. Выстрел. Головной застыл как вкопанный, не разобрав откуда стрельнули, и на удачу в прогале. По корпусу. Теперь Славка прицелился четко. Выстрел. Толи показалось, толи на самом деле, от лося в мгновенье брызнул пар. Не показалось. Спешно перезаряжаясь, Славка провожал взглядом убегающих лосей, и все же успел хлестануть вдогонку еще разок.

Убежали. Черт бы побрал. Промазал. Не мог что ли получше прицелиться. Собака лает не удаляясь и редко, совсем на так, как еще минуту назад. Догадка промелькнула у Славки в голове. На месте! Слова отца: "На охоте надо быть как на пружине! Бегом бегать!" Славка рванул на лай.

Офигеть! Здоровенный бычина сидел на крупе, мотая башкой, с очень странными и совсем не лосиными рогами-шпильками. Острые как иглы и торчащие в стороны прямые прутья, диаметром в патрон, были длинной почти по метру. Собаки неистово драли быка. Славка с метра ботнул лосю в шею. Бык сидел, как ни в чем не бывало. Славка зашел спереди и стрельнул ему в лоб, но видимо занизил. Результатом выстрела стали лишь дырка, чуть ниже лба лося и кровь, хлынувшая из его ноздрей. Офигеть! Еще ведь и в боку дыра! Пуль больше не было, остался один патрон картечи и дробь. "Слишком много стрельбы, нельзя столько шуметь", - вспомнил пацан понятия опытных охотников. Надо резать глотку. А как? Славка вытащил нож. Держа ружье в левой руке, нож в правой, он осторожно приблизился к лосю. Парню стало жутковато, один на один с такой лошадью. Бык, несмотря на все ранения, довольно резво крутил башкой. Больше всего Славка опасался налететь на шпильку, но то, что произошло потом, он никак не мог предвидеть. Выбрав момент, когда бык чуть отвернул голову, он осторожно ткнул его ножом в горло, едва проколов шкуру. Лось будто бы подброшенный мощной пружиной, вскочив на ноги, одновременно с тем прыгнул на Славку. Спасла Славку молодость. У взрослого человека не может быть такой реакции. Лось на Славку, а Славка в сторону. Ко всему вдобавок он запнулся, но все же, как ящерица, успел шмыгнуть за более-менее толстое дерево. Офигеть!

Лось стоял во весь рост. Туман всей пастью вцепившись в белое брюхо, пытался его свалить с ног. Сигнал молча бегал вокруг, как дурак. А Славка, стоя на четвереньках, таращился из-за дерева на все это, в том числе и свое ружье, что валялось между передними ногами у быка. Вот был бы цирк, если б лось лёг на ружье. Молодо – зелено. Нет бы вытащить ружье у лося из-под ног какой-нибудь палкой, да разве все сообразишь. У Славки хватило ума лишь на то, чтоб дотянуться до ремня рукой. Позже он понял, что был тогда не прав, однажды наблюдая, какие очереди молниеносных ударов передней ногой делает лось, гоняя собаку. Картечью Славка почему-то решил дать по шее. Эффектно. Бык рухнул, как подкошенный, постриг ногами и затих. Глотку Славка резал уже в спокойной обстановке. О том, что надо бы вытряхнуть бутор, он тогда еще не знал. Ну да ничего страшного, холодно.

Славка пришел домой, аккурат в обеденный перерыв. Отец был дома.

- Ну чего?

- Убил, - спокойно отвечал Славка.

- Кого убил?

- Лося.

Пауза. Отец смотрел с недоверием.

- Где? – опытный охотник допускал мысль, что пацан шутит.

- В "блинихе", - отвечал Славка.

- Ты один ходил?

- Один.

- А ты не заливаешь? – переспрашивал Славку отец, опасаясь купиться на глупую шутку. Опытные охотники в одиночку не часто убивали, а тут ребенок, да с таким заявлением.

- Да чего, заливаешь! Вон посмотри, нож в крови.

Отец посмотрел нож и после продолжительной паузы задал Славке вопрос, который прикалывал его при каждом воспоминании о том дне:

- И чего делать?

Всей бригадой на шестьдесят шестом поехали за мясом. Охотники буквально допрашивали Славку, пытаясь понять, как так он сообразил. Но уже через пару лет его успехи стали закономерными и никого не удивляли.

На завтра Славка, как все советские дети пошел в школу, и как все дети ждут праздника или подарка, он ждал тот день, когда снова пойдет на охоту.

Третий от борта

Первого зайца подстрелил Петруха. Буквально через двадцать секунд после подъёма беляк вылетел ему прямо в ноги. Мы только вошли в лес( да какой там лес – перелесок два на полтора), и он, пока мы с Василичем трепались, открыл счёт. Уже через десять минут после выстрела Туман поднял второго. Василич исчез в лесу, а мы всё ещё "обсуждали", теперь уже с Петрухой. К тому времени когда разошлись, заяц с Туманом определились с маршрутом, и я точно знал где ждать. Простоял минут двадцать, вижу, что до меня не доходит, а пройти глубже в лес, так там где-то расставились мужики и я могу им всё испортить. Снега в лесу сантиметров тридцать. Снег рыхлый, но не очень сухой, и на ветках ровно столько, сколько нужно. В общем, с погодой всё нормально, заяц крутится по перелеску, из него не выходит – в поле снега ещё больше. Эти зайцы сугубо местные, кроме нас здесь, никто не охотился, а мы им напоминали о себе один-два раза за сезон. Да ещё Петруха, посреди перелеска каждый год овёс сеет. Туман пел, как заведённый. Заяц всё в одном углу. Ну так вот, если перейти, то можно мужикам дело испортить. Стою. Вернее, стою, как дурак. Нет, здесь заяц всё равно будет, только сначала он пройдёт через Василича или Петруху, а эти ребята "криво не насадят". Стою, а "шило" всего искололо. И вдруг, уходит заяц из этого угла и примеривается на большой круг. То ли мужики чего-то сплоховали, то ли манёвр какой заячий, зато теперь я уверен: через десять минут будет у меня. Но "шило" не даёт покоя, ведь десять минут надо ждать. Есть ещё одно козырное место, там точно проходить будет. Это как раз на просеке, где мы оставили машину, и если пробежать метров двести пятьдесят назад, то можно его уже там перехватить. Пока обдеру, как раз мужики подойдут, и будем костёр разводить. Прибежать успел, да ещё перемудрить ухитрился. Вижу, что здесь до того надёжного перехода, который возле машины, метрах в ста навстречу гону, ещё местечко интересное есть. Я ближе к нему подскочил, встал. Расчёт такой взял: если почувствую, что этим местом проходить не будет – перескочу к машине, всего метров сорок пробежать надо – успею.

Так и вышло, слышу: чуть дальше заяц проходить будет, я сразу прыг те сорок метров. Вообще у меня ещё было секунд двадцать, надо бы чуть дальше пробежать, но я побоялся не успеть. Приложился, гляжу: лесом беляк катит – снег столбом. Плохо стрелять. Ставлю на просеку. Далековато получается – метров шестьдесят. Перелетает – стреляю. Подбегаю – даже не зацепил. Гончий ходом, и опять в тот угол, где вначале кружил. Я уже на номере, на котором в самый первый раз стоял. Ещё кружок – и вот он косой. Выскочил за десять шагов от меня и сел. Мужики подошли. Отправились к машине. Петруха костёр разводит, Василич закуску готовит, а я взялся зайцев ободрать. Только второго закончил – Туман ещё одного поднимает. Я пока руки снегом обтёр – уже на коронном номере двое стоят, мне руками машут, иди, мол, того отсюда куда-нибудь. Вот блин! Потом думаю, а ведь хоть мал шанс, но есть. Мужики, конечно, асы, но вдруг ошибутся. Туман сразу на нас заворачивал и продумывать мелочи никому времени не было. Я пробежал ещё метров сорок по просеке, заскочил шагов на двадцать в лес за спины номеров и встал, где обзор получше. Мужики стоят метрах в тридцати друг от друга – считай, больше сотни верником простреливают. Зайцу идти между ними. В общем, убивают. Только вот какая штука: если стрелять придётся вдоль просеки – они друг другу могут помешать. Это и был мой шанс. Шанс, конечно, был, но очень маленький. Василичу скоро шестьдесят, он зайцев съел больше, чем я хлеба, да и Петруха с его опытом, мог бы составить "энциклопедию заячьих трюков под гончей." Он до тридцати трёх лет ел одну зайчатину, пока мы не убедили его, что чередовать с кабанятиной намного вкусней и полезнее. Итак, вижу: мелькает заяц березняком-мелятником напротив Василича, идёт в сторону Петьки. Василич целится, но по мелятнику уверенно не стрельнёшь. Опустил стволы. Мелятник граничит с ивняком, напротив ивняка стоит Петруха. Как потом выяснилось, косой ивняком подошёл к нему, просёк, что его ждут и назад через мелятник. Петруха его и не перевидел. Вот где была их ошибка. Они оба встали правильно. Был бы один из них "чайник" и встал хотя бы на пять шагов в сторону или шевельнулся не вовремя – всё, попался заяц.

Если не было б Петрухи, Василич стрелял бы по просеке за тридцать метров. Не было бы Василича, заяц, вернувшись из ивняка от Петрухи, прошёл немного мелятником и пересёк бы просеку как раз там, где стоит Василич, и Петруха так же стрелял бы за тридцать метров вдоль просеки. А он чешет мелятником, Василич понимает, что надо стрелять, а то больше можно и не увидеть. Стреляет – бестолку, заяц пролетает вдоль просеки метров шестьдесят и пересекает её. А там ведь я. Этого зайца обдирал Василич, а мы накрывали на стол. Вот и вся охота. Теперь костёр, по стакану и разбор полётов.

Без поводка.

притча

Всем кто со мной охотился.

Жил-был охотник. Хороший охотник, умелый.

Мог он зверя добыть всякого. И зимой и летом, и днём и ночью, и с собакой и без.

Собак любил охотник, любил из ничего сделать звезду, чтобы она светила, радовала его и других охотников.

Видит раз: собака у плохих охотников. Вида нормального собака, хотя до вида охотнику особо дела не было. В его руках работали любые собаки. Он в собак душу свою вкладывал. Так вот, видит: собака не рабочая. Забрал её у плохих охотников, стал натаскивать. "Я уже старый, опытный, – рассуждал охотник, – не буду зря ноги бить, да время тратить. Подведу собаку к зверю на поводке, стрельну, она сама всё и поймёт. А то, пока бегать да пугать зверя будет, много время пройдёт. Когда ещё из под неё убьёшь! Да не дай Бог беда какая приключится, в лесу заблудится или волки съедят. А здесь: подерёт, мяса поест, вот и поймёт что к чему". На том и порешил. С тех пор подойдет к зверю, собаку на поводке держит, стрельнет – вот ей и урок. Много так раз сделал, всякого зверя показал собаке, осталось добыть самого редкого, и можно было б снять поводок. Считай, что собака рабочая. Только вот самый редкий зверь никак не встречался. Все руки издергала собака охотнику, огрызаться стала. Не вытерпел охотник, плюнул, спускать уже сейчас можно подумал, дальше сама разберется. Отвязал собаку. Как та обрадовалась, помчалась в лес и сразу заработала. Но черт бы побрал! Прицепив одного зверя, бросала и перескакивала на другого, бегала, лаяла по одним следам, по другим, по свежим, по старым, и так, и в пяту, не понимая, почему нет выстрела. Она прибивалась то к одним охотникам, то к другим, блудилась, выла, и лишь чудом ее не задрали волки. Много дней охотник ждал собаку, звал ее, кричал на весь лес, а когда охрип, вспомнил слова охотника наставника своего, что хорошая собака сама придет, а плохая нам не нужна. Опять плюнул и домой пошел. День, неделя, месяц, узнал, что прибилась собака снова к плохим охотникам и с ними по лесу ходит. Те её хвалят, думают, что если она была у хорошего охотника, значит это хорошая собака, не понимая того, что у плохих охотников не бывает хороших собак. Пришел охотник к хорошему охотнику, другу своему. «Знаю про твою беду, – с порога говорит тот. Что я тебе скажу: Изуродовал собаку и бросил». Не по себе стало охотнику, пошёл он и опять забрал собаку у плохих охотников. Вспомнил он те времена, когда сам был плохой собакой, вспомнил, как перегрыз поводок и ушёл в лес, вспомнил слова мудрого охотника Леонидыча о шишках на лбу.

Не знал охотник кем быть лучше: плохим или хорошим, собакой или охотником или разорванным волками, но теперь точно знал, что быть возможно, только без поводка.

Ходи один

(отчасти на тему «Без поводка»)

Не забывай, что лучше один раз попробовать, чем сто раз потрогать, тем более увидеть. Понятно, что если охотится в компании, особенно если с опытными охотниками, то шансы найти зверя, а может, и добыть, значительно возрастают.
Но всё это пустое. Можно сравнить охоту, да и вообще любое дело, где новичок работает в паре с профессионалом, с вымышленной ситуацией, в которой первокласснику преподают программу высшей школы. Может быть, он что-то запомнит и даже поймёт, но без знания основ в дальнейшем это не принесёт плодов.

Люди многие годы охотятся в бригаде, и максимум, что они могут, так это только стрелять. Смотри: допустим, за сезон у тебя есть возможность двадцати охот. Если ходишь с поводырём, то за эти двадцать охот, ты увидел пятнадцать зайцев. По пяти из них ты не успел выстрелить, по пяти промазал и пять взял. Если бы ходил один, то из этих двадцати охот на пятнадцати ты б не увидел ничего, на двух охотах видел, но не успел, ещё на одной выстрелил, но промазал, ещё на одной, зацепил, но не добрал (это на год расстройства), и лишь одного зайчишку ты честно добыл. Но! Этот единственный заяц принесёт тебе радости во сто крат больше, чем все те, вместе взятые. Ко всему вдобавок в это же время ты получаешь опыт, который больше нигде не даётся. Конечно, послушать теорию практики полезно и порой даже необходимо, но для этого есть время у костра или за столом.

Так сложилось, что последние несколько лет, я всегда на коллективных охотах. Казалось бы, всё нормально. Хорошо охотимся, зверя добываем, всё грамотно, весело. Я всегда с собаками в загонах, а это тебе не на номере пнём стоять. И как-то раз получилось, что пошёл один, просто пошёл погулять в лес с собакой и понял, как давно я не был на охоте.